Телепат, гипнотизер, почти колдун. Он не был шарлатаном. Просто он считал людей идиотами.
Если ты, дорогой читатель, когда-нибудь знакомился с книгами и статьями, посвященными творческому пути уникального экстрасенса Мессинга и эти книги еще сохранились у тебя дома, то можешь собрать их и выкинуть в помойку. (Кроме книги В.Л. Стронгина «Судьба пророка», изд-во «АСТ Пресс». Кстати, спасибо «АСТ Пресс» за фотографии для оформления статьи.) По крайней мере, на книжных полках будет меньше всякого барахла для скапливания пыли — прямая выгода здоровью как физическому, так и психическому. Все официальные истории Мессинга — это бред чистой воды.
Единственный бесспорный факт — это то, что он родился в последних годах XIX века в Российской империи, в Польше, в местечке Гура-Кальварья, в семье бедного еврея, державшего небольшой сад. Дальше начинается раздвоение личности. Тяжелое, надо сказать.
Краткий конспект автобиографической книги «Я — телепат»
К отроку то и дело приходят хасидские старцы и, выстраиваясь в очередь, пророчат ему великую судьбу. Вольф начинает чувствовать в себе Силу и принимается кудесничать напропалую: он видит грядущее и проникает ясным взором сквозь покровы минувшего.
Он гастролирует в Варшаве, Вене и Берлине. Его коронный номер — впадение в кататонический транс на несколько дней. Во время этих трансов он покоится в стеклянном гробу перед взорами изумленной публики и выглядит при этом как «труп святого».
Его слава растет, люди тысячами стекаются в Краков, чтобы узнать свою судьбу из уст прорицателя. Мессинг едет в Индию (там встречается, понятное дело, с Махатмой Ганди), Японию, Америку, Австралию… Блистает в свете, разыскивает пропавшие драгоценности аристократов, общается с первыми лицами государств, раскрывает сеть международных контрабандистов…
В конце концов Вольф распоясывается до того, что на одном из концертов предсказывает падение Гитлера, а это последняя вещь, которую стоит делать еврею в гитлеровской Европе. Голову Мессинга оценивают в 200 тысяч марок (гигантская сумма по тем временам).
Приходится бежать обратно в Польшу, а потом, с началом войны, в СССР. Здесь его слава возрастает многократно. На свои гонорары Мессинг покупает несколько самолетов для Красной Армии, и сам Сталин присылает ему благодарственную телеграмму. После чего генералиссимус просит Мессинга продемонстрировать свои способности — вынести из советского банка 100 тысяч рублей. Под наблюдением работников НКВД Мессинг блистательно гипнотизирует кассира (доведя его в конечном счете до сердечного приступа) и получает деньги по пустой бумажке.
Кроме того, Мессинг помогает Сталину воспитывать младшего сына, указывает день смерти старшего, отговаривает Василия Сталина лететь на самолете с командой «Спартака» (самолет рухнул, и все футболисты погибли)… В общем, творит много громких дел. Автобиография заканчивается серединой 50-х, то есть тем моментом, когда она и была написана.
Теперь нужно выяснить, кому мы должны сказать спасибо за всю эту ахинею. И редакция вынуждена скромно потупиться и шаркнуть ножкой, потому что, разумеется, без нашего собрата по перу тут не обошлось.
Автобиография Мессинга от первого до последнего слова вдохновенно состряпана Михаилом Васильевичем Хвастуновым, писавшим под псевдонимом М. Васильев (среди коллег был более известен как Михвас). Даже трудно сказать, кто более гениален — Мессинг, сводивший с ума нехитрыми фокусами на своих концертах тысячи советских граждан, или Михвас, окончательно превративший экстрасенса в сказочное чудище.
Эти двое общались всего неделю — и что мог поведать напористому журналюге замученный, робкий и крайне плохо изъясняющийся по-русски Мессинг? Правду? Правду читать никто не станет. И 80% гонорара (а именно такую сумму вытребовал себе Михвас) окажутся копейками, если тираж будет жалким, а переизданий не состоится. И Мессингу тоже нужна приличная биография — иначе кто будет ходить на его концерты?
А правда выглядела довольно уныло. Ну, бежал четырнадцатилетний мальчик из дома с бродячим цирком. Работал коверным. Чистил лошадей и чинил обувь танцовщицам. Потом выступал в паноптикуме, где, лежа в стеклянном ящике, изображал японца Такамуру, «который сорок дней не ест ничего, только пьет сельтерскую». Крайняя худоба загримированного юного Вольфа внушала зрителям почтение, а ел он по ночам. И неплохо ел — получая по пять злотых в день, он отъелся настолько, что с ролью Такамуры через полгода пришлось распрощаться.
Потом Вольф попал в ассистенты к чтецу мыслей на расстоянии и досконально узнал все трюки, при помощи которых факиры незаметно для зала общались с ассистентами. Обычно они сводились либо к подмене записок из зала, либо к кодовым словам и интонациям, обозначавшим предметы и действия, которые выступающему надо совершить.
«Отгадывать содержимое карманов было легко, — вспоминал Мессинг. — Ну что носит в кармане взрослый человек? Платок, очки, часы, монеты. У нас был список до ста предметов, за каждым из которых была закреплена своя комбинация обычных фраз ассистента: „Что у меня в левой, я сказал в левой руке? А в правой что? А еще точнее?“ Но вот детей я остерегался. Дети могут таскать с собой все, что угодно: стекляшки, дохлых мышей, стреляные гильзы…»
Когда Вольф начал выступать самостоятельно, он трясся на сцене от ужаса. Постоянная боязнь разоблачения была его кошмаром. Он крайне осторожно вводил в программу новые номера, а в качестве ассистенток всегда предпочитал своих жен или любовниц. Только им, любящим женщинам, он мог довериться полностью и в их присутствии чувствовал себя более защищенным.
Тем не менее дрожал, потел и заикался Мессинг на выступлениях всю жизнь, это и составляло его фирменный стиль. Людям казалось, что это бурлит его мистическая энергия, а у него от волнения обычно болел живот… И никогда его не переставали изумлять легковерие и покорность людей. Если Вольф велел им прыгать с закрытыми глазами, они прыгали, приказывал плясать — плясали…
Конечно, испытуемые чувствовали себя на сцене еще более затравленными и потерявшимися, чем сам гипнотизер, и он выбирал из публики добровольцев с наиболее доверчивыми и доброжелательными лицами. Но, с другой стороны, может, действительно водятся за ним, Вольфом, некие мистические силы?
И все же, как только состояние финансов позволяло Вольфу отказаться от концертов, он тут же оседал дома и переходил в статус ясновидящего по переписке. Давал в газеты объявления и предлагал посылать письма с вопросами о вечном, плюс 2 злотых и почтовая марка на обратный ответ. Рассылая гороскопы и рекомендации, Мессинг чувствовал себя куда увереннее, чем во время шоу, тем более что проколы время от времени все-таки случались.
Выступления в гимназиях и лицеях «с целью приобщения школьников к психологической науке и гипнозу в виде поучительного развлечения», к примеру, почти всегда кончались фиаско. Противные, невоспитанные мальчишки кривлялись, перепрятывали искомые вещи, а уж чего только не водилось в их карманах! Спасительные призывы «Не думайте все сразу! Вы мешаете мне сосредоточиться. Я прошу пана в первом ряду не мурлыкать про себя этот мотивчик — пан меня сбивает!», после которых взрослые стушевывались и охотно принимали вину за проваленный «опыт» на себя, не помогали с циничными подростками.
Ни в каких Америках и Япониях Мессингу, конечно, побывать не пришлось — на какие деньги? Откуда они у бедного еврея, промышляющего гипнозом и гороскопами? Он же не держит обувной лавки, в которую каждый день ездит мадам Ротшильд с дочерьми! И на каком языке он беседовал бы с уважаемым паном Ганди? Вольф и по-польски объяснялся через пень-колоду; единственным языком, которым он хорошо владел, был родной идиш.
И по-русски он не говорил, за что сильно ругал себя, когда, бежав вместе с десятками тысяч евреев из захваченной Гитлером Польши, оказался под Брестом, а потом в Белостоке. Спустя несколько месяцев голодовок и ночевок по случайным знакомым Мессинг решился отправиться в дом культуры, где набирали артистов для агитбригад.
А вот дальше действительно начинаются чудеса. То, что Мессинг выжил, кажется невероятным. По всем законам жанра его должны были немедленно схватить как опасного шпиона-сумасшедшего и отправить на великие стройки Родины.
Вместо этой печальной, но закономерной концовки происходит неожиданное: «польскому телепату» позволяют выступить перед партийными работниками. Появляется и симпатичная переводчица-ассистентка Сима, которую Вольф быстро натаскивает на самое элементарное — передачу сигналов по руке через рукопожатие, несколько кодовых фраз… И Мессингу разрешено выступать перед публикой. С ним подписывают договоры на такие суммы, о которых он и мечтать не мог. Газеты начинают пропагандировать советского экстрасенса, гастрольный список занимает половину карты СССР, а из еще неохваченных городов летят заявки на визит нового чуда.
Мессинг пришелся, что называется, в жилу. Вся страна тогда хором бредила созданием нового человека — личности, которая сумеет воспарить над жалкими рамками, установленными природой. Образ сверхчеловека витал над замызганными кухнями коммуналок, бараками, высотками, кабинетами и заводскими цехами. Фантастические романы шли на ура, центральная пресса мало чем от них отличалась. Страна жила иллюзиями и с готовностью распахнула свои объятия маленькому испуганному фокуснику, который так никогда и не смог в этих могучих дланях освоиться. Или хотя бы разобраться, что тут к чему.
Началась война, Сима сгинула в захваченном Минске, и Вольф скучал по ней, но продолжал гастролировать с уже новыми спутницами. Самолет Красной армии он действительно купил — на все сделанные им сбережения (коих было ни много ни мало миллион). Правда, он не собирался покупать самолет, а мечтал приобрести себе древний замок в Польше (бедный Вольф так до конца и не понял идею национализации собственности). Но его арестовали, кричали на него в НКВД и даже приставили маузер к носу, поэтому Вольф сперва упал в обморок, а потом подписал все бумаги.
Зато ему пришла телеграмма от Сталина, с благодарностью. Что телеграмма — никчемный клочок бумаги. Но она спасла ему жизнь, когда в 1942-м Вольф поддался на уговоры встреченного им в Ташкенте польского беженца Абрама Калинского и решил бежать в Иран, переведя часть заново заработанных денег в золото. Абрам подвел Вольфа к границе и оставил в какой-то сторожке, куда и пришли оповещенные Калинским энкавэдэшники, после чего Мессинг несколько месяцев провел в тюрьме.
Телеграмма Сталина все же сыграла свою роль. Крупные чины испугались брать на себя ответственность за притеснение человека, которого благодарил в газетах сам генсек, и Мессинга в конце концов освободили.
Но в целом его судьба сложилась вполне удачно. Концерты шли отлично, известность Вольфа росла с каждым днем. Жители Страны Советов, отлично приученные к дисциплине и большие специалисты в том, чтобы быть как все, на сцене превращались в послушных манекенов. И чего ждать от замученных войной и властями людей, когда и в нормальной обстановке на одного скептика всегда найдутся двадцать с радостью уверовавших — эту пропорцию Мессинг знал очень хорошо.
Он встретил Аиду Рапопорт, ставшую его женой и ассистенткой. Смерть Сталина и последующая оттепель только увеличили его аудиторию и гонорары. И когда на сцене появился Михвас, горевший желанием описать биографию гения, Мессинг не стал возражать.
Хотя что он мог рассказать? Как в детстве они с отцом опрыскивали сад от вредителей? Как учитель иешивы, краснея, пытался объяснить маленькому Вевеле, что жители Содома вовсе не съесть гостей Лота хотели, а «…ну, есть такие порочные люди, которые смотрят на мужчин, как на женщин»? Как в ташкентском СИЗО его, объявившего голодовку, насильно кормили взболтанными яйцами — через шланг?
Жизнь каждого человека полна забавных, грустных, а то и черных страничек, но Михвасу требовалось нечто иное, а именно полномасштабная героическая эпопея. И в биографию Мессинга промаршировали строевым шагом Эйнштейны, Фрейды и Ганди, втиснулись Скотленд-Ярд и агентство Пинкертонов, а грустный усатый маршал Пилсудский подкатил на большой черной машине к дому великого мага с корзиной шампанского и бриллиантов…
Почему Мессинг не протестовал? А зачем ему было протестовать? Во-первых, человек слаб; во-вторых, человеку нужны приличные доходы, да и слава, между прочим, какая-никакая. А защита от полковников, которые размахивают маузерами перед ни в чем не повинными людьми? В конце концов, он же никому не раскрывает кухни своих трюков, он же артист. А для артиста вымышленная биография — это святое. Ведь это же не обман, это искусство, сказка, пришедшая в жизнь, а люди всегда хотят сказок.
К тому же война уничтожила почти все архивы в Европе, смела с лица земли таможни и редакции, мэрии и заставы, оставила гигантские лакуны в подшивках газет и записях радиопередач — никто и не разберет, что там происходило на самом деле. Все равно весь мир за железным занавесом, дороги туда нет, и все эти Японии и Бразилии почти нереальны и недостижимы, как Луна.
После этого о Мессинге было написано еще несколько трудов, например Татьяны Лунгиной и Варлена Стронгина. Но они всегда базировались на автобиографии Мессинга как на основном источнике всех сведений о нем.
